Проснувшись, я почувствовал себя отвратительно. Все-таки Боб обманул меня. Никакой эйфории, которую он обещал, не было. Ее не всегда помнишь, но в этот раз я помнил, как мною овладела лень, апатия, и я заснул. А потом меня будили, говорили, что пришли хозяева, и нужно убираться. Сволочи, они выставили нас из этой грязной дыры среди ночи. Я тут же уснул на лавочке, а Боб все пытался растолкать меня. Потом — крик, драка, в которой я не участвовал. Я был в полусне. Боб валялся с окровавленным лицом, а ко мне они подошли и сняли легкую куртку: «Ты — хороший парень, тебя мы бить не будем». Я не мог даже руки поднять. Все тело как будто свинцом налилось. Потом Боб тащил меня домой. Он все плакался, что у него отняли деньги. «Поделом, — думал я, — не будешь всякую гадость за хороший товар выдавать». Светало. Мать молча открыла дверь. — Слава Богу, жив, — прошептала она. Она знала, что меня сейчас лучше не трогать. «Сволочь, это он мне за мои деньги рублевый димедрол подсунул», — подумал я о Бобе, и опять «отрубился». Сколько проспал, не знаю. Опять было темно. Болел низ живота. Во рту все ссохлось. Выпил почти весь чайник. Мать всегда ставила его передо мной. Сходил в туалет, стал в ванную, чтобы обмыться. Но воды в кране не было. Вылил на себя ту, что была в ведре. Полотенце досуха не вытирало. Тело так и осталось влажным. В спальне было жарко. Я лег на диван в столовой. Мышцы болели, словно по телу проехал трактор. Липкий пот катился со лба, полз по спине, покрывал плечи, а над ухом мерзко зудел комар. Прохладный ветерок из открытой двери пробегал по мокрому телу, не давая успокоения. В груди рождался кашель, а пот походил на холодную испарину. «Точно, димедрол, — опять подумал я. — От него сначала сутки не можешь проснуться, потом неделю — не можешь заснуть. Они и стиральный порошок подмешивают вместо наркотика. Сволочи! Какой я идиот! Димедрол за рубль я и сам мог бы купить!» — я так не любил, когда меня обманывали. Жалко новую куртку. «Если прибавить стоимость куртки, то я заплатил за этот сон тысячу рублей. Почему все так мерзко? Почему я никому не нужен? Где мои друзья? Где любовь? Где Вера? Одна грязь кругом...» «Да я и не наркоман, — думал я. — Я все время меняю наркотики, чтобы не началось привыкание. Но врач говорит, что это — полинаркомания, и что она еще сильнее подрывает здоровье». Сон шел медленно, тяжело, перемешиваясь с реальными звуками музыки из соседнего общежития, с отраженным от стен комнаты светом уличных фонарей. Перед закрытыми глазами возникло лицо... Смутное, неясное, оно стало деформироваться... «Как жарко! — думал я. — Как плохо! Как все надоело! Продать бы душу дьяволу! За одну хорошую последнюю дозу! Все равно, одна дорога — в ад». Отмахнувшись от комара, я закрыл глаза и снова увидел лицо дьявола. «Спокойно, - говорил я себе, - спокойно. Если ты — дьявол, — думал я и почти верил в происходящее, — я говорю тебе, что я согласен. Тебе нужна моя кровь, так бери ее!» Лицо расплывалось и дрожало... Оно плыло ко мне на огненной чаше. И тут я испугался. Это не было галлюцинацией. Да и с чего бы? Боб точно надул меня, да и времени прошло слишком много. Я испугался взаправду. Почему-то я испугался за мать и за Веру. «Что будет с ними? Он доберется и до них. Они — единственные, кто еще любит меня и верит в то, что все может измениться. Вдруг он потребует и их жизни тоже?» А еще я испугался за то, что мне будет больно. Я всегда боялся боли. Я уже не мог определить границ собственной шутки. Я не мог даже сказать себе, верю ли я в дьявола. ...Теперь я тупо смотрел на темную стену комнаты, в конце которой косо падал свет из окна. Мне было страшно, но и смешно. Я хотел встречи с Дьяволом, боялся этого, моментами я верил в возможность этой встречи и сам над собой смеялся. И вдруг мне снова стало жутко. ...Это уже был не сон. В середине черной стены на уровне человеческого роста светлело пятно. Это было лицо... Верхняя часть была освещена, а нижняя меняла очертания. Этот некто говорил со мной... Светлый лоб, черные впадины глаз, темный нос, светлые щеки. Это было лицо... «Как там, у Булгакова? - вспомнил я и возгордился тем, что помню, хотя перечитал-то всего пару дней назад, — левый глаз был совершенно безумен, а правый — пуст, черен и мертв. И рот какой-то кривой. Это — он, точно». Не смея шевельнуться, я искал глазами предмет, от которого могло бы отражаться это пятно. Часы должны были бы отражать свет в другом месте, плафоны люстры были круглыми. Предмета, способного отражать свет в том месте, не было. Остальная часть стены была темная. «Ну что ж, — подумал я, как бы смеясь над собой, — значит, это — судьба. Это — знак! В конце концов, я — мужчина и должен отвечать за свои слова. Сейчас все будет кончено. Сейчас я пойду, стану на место этого лица, и, может быть, взгляну в глаза дьявола». Голое тело было сухим и теплым. Я встал и пошел... Пятно не исчезало... Я подошел вплотную, остановился, закрыв его своей головой, и повернулся... В мои глаза бил свет от боковой стенки телевизора, стоящего у окна. Деревья за окном качались от ветра, поэтому освещение уличным фонарем нижней части телевизора менялось. Я был разочарован, все было объяснено. - Тебе плохо, сынок? — мать стояла в темном проеме двери. Я не видел ее глаз. Только две слезинки на ее щеках отражали какой-то рассеянный свет, как два бриллианта. - Иди спать, мама. Завтра пойдем к врачу. Я тебе обещаю. Оставь меня сейчас, иди спать, — я так старался не быть грубым. «Дьявола нужно искать в самом себе, — думал я, довольный, что наконец-то найдено решение, дано слово, от которого я постараюсь не отступать. Сон наконец-то сладко опускался на мою голову. — И Бога тоже... Только в самом себе»… Посвящается светлой памяти всех, кто случайно погиб от наркотиков... |